Ночной ветер[сборник] - Владимир Карпович Железников

— Ну, вот что, Катюша (это так зовут мою маму), завтра пойдёшь наниматься на работу. Я уже договорился. В санаторий, по специальности, медицинской сестрой.

— Вот это хорошо! — сказала мама.

И вдруг дед вскипел. Он даже закричал на маму:

— Долго ты будешь в прятки со мной играть, что у тебя случилось?

Мама рассказала деду про дядю Николая и про то, что он говорил о папе.

— Всё это твои придирки к Николаю. Он хороший парень.

— Он был бы плохим отцом для Толи, — упрямо сказала мама.

— Толя, Толя! Семь пядей во лбу. Толя первое время мог бы пожить у меня.

— Я не останусь без мамы, — сказал я. — И она тоже никуда не поедет. Я не люблю дядю Николая.

— А ты-то что? Ты даже не знал своего отца. Николай его обидел. А если Николай прав, если он до сих пор где-нибудь живёт там, в чужой стране?

Дед сказал страшное. «Папа живёт там, в чужой стране? — подумал я. — Значит, он просто предатель».

— Этого не может быть, — сказал я.

— Много ты понимаешь в людях! — ответил дед.

— Отец, сейчас же замолчи! — закричала мама. — Подумай, что ты говоришь?

Последних слов её я уже не слышал. Я выскочил из дому и побежал по тёмным улицам Гурзуфа.

— Толя, Толя!.. — послышался голос мамы. — Вернись!.. Толя-я!..

Я решил тут же уехать от деда, раз он мне такое сказал. Он, видно, меня ненавидит, потому что я как две капли воды похож на своего отца. И мама из-за этого никогда не сможет забыть про папу. У меня не было ни копейки денег, но я прибежал на пристань. Там стоял тот самый теплоход, на котором мы приехали в Гурзуф. Я подошёл к капитану и спросил:

— На Алушту?

— На Алушту!

Я думал, что капитан меня узнает, но он меня не узнал. Я немного прошёлся по причалу и снова подошёл к капитану:

— Товарищ капитан, вы меня не узнали? Мы вчера приехали с мамой на вашем теплоходе.

Капитан внимательно посмотрел на меня.

— Узнал. А ты куда один так поздно?

— Надо в Алушту, срочно. А денег у меня нет, не успел у мамы захватить. Пропустите без билета, а я потом вам отдам.

— Ладно, садись, — сказал капитан. — Довезу.

Я проскочил на теплоход, пока капитан не передумал, и уселся на последней скамейке, в углу.

Теплоход отчалил, качаясь на волнах. За бортом мелькали береговые огоньки. Они всё больше и больше удалялись, а впереди было чёрное ночное море. Оно шумело за бортом, обдавало меня холодными брызгами. Ко мне подошёл матрос и сказал:

— Эй, паренёк, тебя капитан зовёт в рубку.

Я встал и пошёл. Идти было трудно, сильно качало, и палуба уходила из-под ног.

Капитан стоял за рулём и смотрел в темноту. Не знаю, что он там видел. Но он смотрел пристально и изредка крутил колесо то в одну, то в другую сторону. Над ним горела тусклая электрическая лампочка, и такие же лампочки горели на носу и на корме теплохода. Наконец капитан оглянулся:

— Ну, что там у тебя стряслось?

Я промолчал. Мне нечего было говорить этому чужому человеку. Но он ко мне пристал, и я в конце концов сказал:

— С дедом поругался…

— Так, — сказал капитан и снова уставился в темноту.

Я начал говорить, что уезжаю к своему приятелю Лёшке и там как-нибудь устроюсь, но тут наш теплоход загудел и заглушил все мои слова.

— Так, — снова сказал капитан, — а как же мама? Ох, эти гордые сыновья, они всегда думают только о своей персоне, а что бы им подумать о маме?

— Маму жалко, — ответил я.

— А деда не жалко? Старик погорячился, а ты сразу в амбицию.

Я не стал отвечать капитану — ведь он ничего не знал…

— А твой дед славный человек. Чебуреки делает — пальчики оближешь.

— Это не самое главное. — Я со злостью отвернулся.

Навстречу нам шёл катер. Он тоже в ответ загудел. Катер был маленький, его почти не было видно в ночном громадном море, только электрические лампочки, которые висели на нём, плыли, раскачиваясь на волнах.

— У него три сына на войне погибли, — сказал капитан. — Здесь, в Крыму, мы вместе воевали. Несколько дней были в бою. Устали и ночью легли поспать, крепко прижавшись друг к другу. А утром встать не можем, примёрзли к земле. Поотрывались — и в бой. Они все трое так и погибли в этом бою. Холодно было воевать.

Капитан замолчал. Из-за шума волн и гула машины говорить было трудно, приходилось всё время кричать. Мы молчали до самой Алушты. Когда причалили, я повернулся и пошёл. Медленно так. Вышел на пристань. Постоял. Потом появился капитан. Он мне сказал:

— Я на твоём месте вернулся бы назад. Нехорошо так. Завтра я к вам зайду и всё улажу. Мы с твоим дедом старые друзья.

— Не могу я.

— А я всё же на твоём месте вернулся бы. Мать сейчас небось по всему Гурзуфу бегает, тебя ищет. — Капитан закурил. — Привычка с войны. Никак не могу бросить курить. Ну, пошли в обратный рейс. — Капитан бросил папиросу в море и тяжело прыгнул на палубу теплохода. А я следом за ним. Сел на старое место и просидел до самого Гурзуфа. Когда причалили, я услыхал голос деда:

— Костя, ты не видел, мой паренёк не уезжал с тобой рейсом на Алушту?

Капитан промолчал. Тогда я сказал:

— Здесь я! — и вышел на пристань.

* * *

Мама и дед уходили на работу рано, и я оставался один. Каждое утро я просыпался от одних и тех же слов:

— У-ух ты, зайчишка мой! У-ух ты, зайчишка какой! — Это наш сосед Волохин играл со своим маленьким сынишкой, пока его жена торговала персиками на базаре.

Но сегодня Волохин не играл с сыном, а отчаянно ругал свою жену. Я вышел на улицу. У Волохиных калитка была открыта, и по двору с ребёнком на руках расхаживал Волохин — длинный, белёсый мужчина. Он помахал мне рукой и заискивающе попросил:

— Моя ушла и пропала. А мне надо уходить. Посиди, пожалуйста, с зайчишкой.

Не успел я опомниться, как «зайчишка» оказался у меня на руках, а Волохина и след простыл.

Ребёнок был толстый, лицо у него было как помидор. Я начал его трясти